|
Жуткие страсти о четвертой власти
В начале этой недели Газета.Ru опубликовала заметку Александра
Кабакова, где автор предается горьким размышлениям о профессии, в которой
довольно успешно существует не первый десяток лет. Присмотревшись за это
время к коллегам, он сделал для себя ряд неутешительных выводов коллеги
циничны, хотя при этом остроумны, корыстолюбивы, правда, в меру (знать бы
ее) и сильно пьют, что впрочем, не мешает им много работать. Понятно, что
от такой компашки добра не жди. Кабаков и не ждет.
Надо сказать, что население планеты уже довольно давно раздражает его
своим суетливым, бессмысленным копошением, о чем, к счастью, не всегда
догадывается. И вот некий сомнительный контингент, чье законное место
аккурат у параши, сосредоточил, по мнению автора, в своих нечистых руках
необъятную власть. Началось это в тот момент, когда по мановению борзого
пера с политического Олимпа сковырнулся президент Никсон. Ну и понеслось
говно по трубам. Писаки возомнили о себе невесть что, а инфантильное
общество, абсолютизировав свободу прессы, окончательно попало в рабскую
информационную зависимость. Картина действительно впечатляющая, однако
есть тут одна, как образно выражался предыдущий гарант, загогулина.
Все это не имеет к нашей стране ни малейшего отношения.
Так называемая четвертая власть никакой властью у нас не является.
Первые три и прежде всего исполнительная кладут на нее с прибором.
Практически ни один крупный государственный чиновник не лишился поста
в результате журналистского расследования. А если какая-то скандальная
публикация и предшествовала кадровой замене, то можете быть уверенными
она была санкционирована теми, кто решение об этой замене и принимал. Так
примерно выглядит всевластность прессы в продвинутой столице.
А теперь прикиньте, что делается в провинции. Где губернатор царь, бог,
герой, воинский начальник, а случается в довесок еще и криминальный
авторитет. И по одному движению его растопыренной пятерни оборзевшего
писаку, за медные гроши (это к вопросу о корыстолюбии), тюкающего
на раздолбанной своей машинке, попрут из жалкой его газетенки, а то
и в подъезде трубой по кумполу отоварят. Не знаю, сколько погибает при
исполнении служебных обязанностей золотарей, к которым журналисты
в цитируемой заметке приравниваются, но полагаю, что существенно меньше.
Особенно в так называемых горячих точках, где, кстати, неоднократно побывал
и сам Кабаков, видимо, к тому моменту еще не окончательно
разочаровавшийся в профессии. И, несмотря на это, лезет настырный
журналюга во все дыры, трясется по бездорожью, якшается с подозрительными
типами, копается в разном дерьме. Наверно, для того, чтоб лишний раз
утвердить сограждан в мысли о своей незаменимости.
Да и те, надо сказать, хороши. Вместо того, чтобы спокойно наблюдать,
как харчит власть очередного крикуна либо целую группу таковых, т. е.
распоясавшееся издание, устраивают, понимашь, дурацкие митинги
в поддержку, в очередной раз удручая Кабакова неисправимым своим
скудоумием.
Информационная свобода, утверждает мой оппонент, никак
не может дать больше, чем свобода просто
Вряд ли это так. При ее
отсутствии мы просто никогда не узнали бы о существовании остальных
разновидностей этого сладкого слова.
|